На главную
  * * *





Часто озаглавливалось «Через сто смертей». История создания этого стихотворения связана со своеобразным состязанием, имевшим место между Алексеем Машенцевым и саратовским поэтом Алексеем Залесным. Машенцев очень высоко ценил поэтическое творчество Алексея Залесного и даже отзывался о нем, как о своем учителе. Мы приводим отрывки из стихотворения А. Залесного:
Кто-то должен обрушить лавры,
Стук копыт, как собачий лай,
Может, был я монгольский варвар
С небом в трещинах синих глаз.

……………………………….

Что теперь? В белизну тумана
Смотрят лики гадальных карт,
Может быть, мы имели раны
В прошлых жизнях, в иных веках.


В первой публикации – в поэтическом приложении к газете «Заря молодежи» «Сюжет №6» (1991 г.) тридцать девятый и сороковой стих звучали:
В подлодке не хватило кислорода,
И я шептал «За Сталина!» в бреду.

Позднее изменилось на
«Я матерился, кажется, в бреду».

Как страшный сон: дорога, люди, кони -
Все ищут, ищут беглого раба.
И, верно, я ушел бы от погони,
Да, видно, то была моя судьба.
Я в Эдо был богатым самураем,
В Кордове был судьей – велик Аллах!
Я был индейцем. Глупо умирая,
Я шел ко дну, но скальп держал в зубах.
Я был при Калке до седла раскроен,
Я помню только, как рыдала мать.
А на Дону светловолосый воин
Мне в спину нож вонзил по рукоять.
Не знал я, что через секунду будет,
Я воевал и верил, что не зря,
А люди гибли. Умирали люди
За Дмитрия, законного царя.
Тогда на нас точили зубы шведы,
И бывшие потешные полки
Готовы были одержать победу,
Иль умереть от вражеской руки.
Всходили на огонь старообрядцы,
А среди них – мальчонка лет шести.
Никто не знал: рыдать или смеяться,
А дед молился: "Господи, прости!"...
Я засыпал над циркулем и картой,
И верь - не верь, но так, без дураков:
С рогатиною против Бонапарта
Я поднимал посадских мужиков.
Я был прострелен пулею навылет,
Теряя кровь, оставил стремена...
Спустилась ночь. И волки выли. Выли,
Как будто навсегда зашла Луна.
Я в двадцать первом умирал от тифа,
Я помню сад. Просторный, светлый сквер,
И вдруг, сквозь грохот – шепот, тихо-тихо.
Я был поэт. Повесился в Москве.
Я не успел собой прикрыть комвзвода,
Сам в сорок третьем ранен был году.
В подлодке не хватило кислорода –
Я матерился, кажется, в бреду.
Под Курском я горел в немецком танке,
Как будто русским не был никогда,
А во Вьетнаме звали просто – "янки"
Меня и тех, кто был со мной тогда.
Я был расстрелян в пятьдесят четвертом,
За что – не помню, видно, просто так.
И мой палач уверенно и твердо
Спустил курок. Я молча сжал кулак.
Нелепой смертью в автокатастрофе
Погиб я и остался навсегда
Металлоломом вперемежку с кровью.
Где ж ты была тогда, моя звезда?..
Я вышел. Вечер. Фонари светили
Назло Луне, сильнее, чем Луна.
И, если мы когда-то в ком-то были,
То кто-то и когда-то будет в нас.

                                               Весна 1991.